Вчера побывал на предпремьерном показе этого фильма и встрече с режиссером. Впечатления положительные. Попробую их изложить.
Фабула такова: на дворе 1934 год, русский авангард сдает одну позицию за другой, теснимый соцреализмом. Меж тем, на Севере волнуются коренные народы — ханты и ненцы, и Советская власть, дабы их успокоить, отправляет туда культурный десант из все менее востребованных официозом художников-футуристов. Комиссарша Полина и ее соратники, преданно служащие революционному искусству каждый по-своему (описанию их судеб посвящена развернутая экспозиция), кто с готовностью, а кто и против своей воли выдвигаются в тундру. На резонный вопрос: зачем кочевым народностям творчество всех этих непризнанных гениев - высекающих памятники первому богоборцу Иуде, пропагандирующих огненные погребения, радиофицирующих заводские шумы, режиссирующих авангардные пьесы латышского театра - никто из начальства толком не отвечает. Это провоцирует дальнейшие драматические события, заканчивающиеся трагедией. Коммунары будут задавлены возмущенными оленеводами, которые, в свою очередь, встретят смерть от карателей, отправленных исчерпавшими мирные методы большевиками. Радует, что к скользкой теме национального столкновения режиссер подошел с внушающими уважение тонкостью и предупредительностью: не демонизируются ни русские, ни югорцы, а их конфликт показывается как одна большая трагедия, выросшая из прискорбной цепи недоразумений.
Очевидно, в фильме показана некая альтернативная реальность: так, в кадре нет ни одного портрета Сталина; в бюрократических учреждениях царит творческая непосредственность, скорее в духе 20-х, чем 30-х годов. Алексей Федорченко планировал уйти от всякой раздражающей конъюнктурности, не считая себя вправе судить как идеи, так и народы, но чего нельзя не заметить — это его фасцинированности авангардизмом. Фильм являет собой оммаж не только реально погибшим от рук ненцев художникам, но и тем, кто под напором Большого стиля просто пропал, отправился во внешнюю или внутреннюю эмиграцию, ушел служить режиму или подобрал себе другую стезю — это одна из десятков микротрагедий нашей страны из которых складывается весь большой трагический XX век. Как и подобает передовому отряду искусства, молодые и дерзкие мастера ведут себя максимально вызывающе, пытаясь деконструировать мифологию, объединяющую традиционное обществе.
Любопытно, как показывает это режиссер: в стилистике документального (на самом деле — псевдодокументального) кино герои снимают псевдодокументальный фильм о языческих богах и персонажах северного эпоса, стараясь нащупать контакт с аборигенами. Но межцивилизационного взаимодействия не получается, не в последнюю очередь из-за распада общего лингвистического и смыслового пространства. На протяжении всей картины возникает чувство неустойчивости языка: архаичный дореволюционный русский соседствует с туземными наречиями, а помпезный советский новояз сменяется агрессивной риторикой современных СМИ. Герои понимают это и пытаются построить общий интертекст, к примеру, сподвигают местных женщин шить воздушный шар для покорения неба и посрамления мифических духов... из рыбьей кожи.
Но их подводит недостаток деликатности, образования и терпимости: напор революционного «железного потока» мало совместим с размеренным кочевым укладом, в котором считается нормальным проехать в буран 50 километров, чтобы выпить у ближайшего соседа чашку чая, осведомиться как у него дела и тут же отправиться обратно. Трагедия русского авангарда оборачивается трагедией аборигенной Югры, так и не ставшей советской — но именно эта общность судеб и вселяет надежду на то, что новые контакты между нашими народами окажутся менее травматичными, более плодотворными.
http://richteur.livejournal.com/170457.html
(никто еще не проголосовал)
Loading...
Not logged in